О ЧЕМ ГОРЕВАЛИ ПТИЧКИ
М.Н. Богданов
 Только что проснулось солнышко на новый год. Под старой сиренью, на пушистом снегу, собралась целая толпа птичек. Были тут воробышки — буйные головушки; были тут чечётки — воробышкам тётки; были тут синички — птички-мастерички. Собрались толпою, судят, что им делать.
Старый год убрался — новый наступил. Дедушка морозец думал, как бы лучше встретить новый год. Заглянул он в окна: видит, все хлопочут, чистят и метут. Догадался старый; созывает тучи и велит посыпать землю свежим снегом.
Тучам то и на руку, чтоб освободиться от снежинок лишних. Всю-то ночь работали; к утру на покой ушли. Как проснулось солнышко, видит— всё чистенько, бело на земле.
Только его деткам, пташкам и зверушкам, этот снег — беда. Травы позасыпало; на ветвях присесть нельзя. Голодают бедные — нечего поесть. Собрались пичужки и ведут совет. Чуть жив, чуть жив, — говорит воробей.
— Пинь-пинь, тарарах, кто голоден, тот дурак! — смеётся синичка.
— Чего ж поесть, чего ж поесть? — спрашивает чечётка.
— Подождите, друзья! — говорит овсянка. — Новый снег непрочен. Солнышко его растопит, тогда найдём и зёрнышек.
— Да, — говорит воробей, — жди, кума, если сыта, а нам голод не тётка.
Толковали-толковали, а всё ничего не придумали.
— Постойте, — говорит синичка, — я всех вас
выручу.
Порхнула она и полетела на окно. Стук-стук в стекло.
«Пинь, пинь, тарарах».
Белая занавесочка не колыхнётся. Подождала она да опять стук-стук в окошко.
«Пинь, пинь, тарарах, тарарах!»— громче прежнего закричала синичка.
Вдруг занавесочка колыхнулась, поднялась, и черноглазая девочка появилась перед синичкой.
Синичка до того испугалась, что скорей порхнула прочь.
А птички подняли её на смех.
— Что, — говорил воробей, — сунулась ворона в барские хоромы, да и бежать скорей.
— Ах ты, насмешник, конопляный воришка! — обиделась синичка. — Похожа ли я на ворону? Я тебе сейчас покажу, что я не трусиха, — и порхнула на окно.
Девочка даже руками захлопала от удовольствия.
— Митя, — кричит, — Николушка, поглядите, какая хорошенькая птичка прилетела ко мне!
— Тише, тише, — говорит Митя, — не то она улетит.
Прибегают оба мальчика, и пошли у них толки. Коля говорит:
— Я поймаю птичку.
— Нет, не поймаешь, — дразнит Митя.
— Нет, поймаю.
 А синичка так и вертится: «Пинь, пинь, тарарах!»
Заглянула Лёля вниз, там целая толпа птичек. Нахохлились, прищурили глазки, сидят в снегу.
— Ах вы, глупые мальчики, — говорит Лёля, — чем спорить, давайте накормим птичек. Видите, они голодные, озябли.
— Накормим, накормим, — повторили мальчики, — только как это сделать? Форточки открывать нам не велено.
— А знаете как? — говорит хитрый Митя. — Мы попросим дядю. Он нам всё сделает.
Дядя устроил всё живёхонько. Перед окном на снегу он поставил ящик вверх дном, насыпал на него песку, а на песок всякого птичьего лакомства: конопляного семечка, проса, овса, хлебных крошек.
Дети так и припали к стёклам окна. Прошло несколько минут.
«Пинь, пинь, тарарах!»—кричит синичка. Повертелась на дереве/ порхнула на ящик и закричала от радости. Никогда ещё не ела она такого хорошего обеда! Скачет синичка по столику, как добрая хозяйками гостей созывает:
— Слетайтесь, воробышки—голодные утробушки; слетайтесь, чечёточки — весёлые трещоточки; слетайтесь, овсяночки, просяночки; слетайтесь, щеголята — весёлые ребята; слетайтесь, синички — милые сестрички!
И слетались пичужки на богатый стол пир пировать, низко кланялись синичке. А поевши, собрались, затянули хором песенку кто во что горазд.
С тех пор не о чем было горевать птичкам на нашем дворе. Каждый день в урочный час слетались они к окну детской и пировали на столике-ящике. С каждым днём на пир слеталось всё больше и больше гостей. С каждым днём птичий хор пел лучше и лучше.
|
